Театру с необычным названием «АктэМ» исполнился ровно год. Этот повод позволил мне встретиться с его художественным руководителем Андреем Дрозниным.

Разговор наш, однако, коснулся не только его «детища». Попутно выяснилось, в какие формы отливается сегодняшний театральный процесс, протекающий в либеральных и необычайно жестоких экономических условиях. Стало понятно, почему ежемесячная «Театральная афиша» с трудом справляется с потоком бесчисленных театров-однодневок, коммерческих антреприз, и выживают из них немногие, а заслуживают уважения единицы. Сверх этого я неожиданно для себя убедился, как мало изменились со времен знаменитого Художественного театра фундаментальные моменты, необходимые для возникновения, как говорили в старину, нового «серьёзного театрального начинания».

«АктэМ», разумеется, не новоявленный московский Художественный театр. Но если вы не поленитесь посетить его спектакли, вы согласитесь: о таком театре стоит говорить и не стыдно писать.
Попадёте ли вы на оригинальную «женскую» версию «АРТа», решённого в сложной тональности интеллектуально-психологического фарса, или на сдержанную, внутренне напряженную, богатую лирическими подтекстами постановку «Пяти вечеров», попадёте ли вы на пронзительно-трагическое представление «Елизаветы Бам» или «Преступления актрисы Марыськиной», где из текстов А.Аверченко и Н.Тэффи извлекается мир смешной и трогательный, - вы каждый раз ощутите творческую атмосферу и неподдельную серьезность художественных задач. В двух последних из перечисленных постановок «АктэМ»а занята Маша Гошко - даю голову на отсечение: второй такой актрисы в Москве сегодня нет. Однако, пожалуй, пора дать слово Андрею Дрознину.

- Аббревиатура «АктэМ» означает «Актерская экспериментальная Мастерская». Она возникла сама собой и для нашего уха звучит просто красиво - словно бы по-древнегречески. В названии самые главные слова - первое и последнее, поскольку к эксперименту как таковому я отношусь со здоровым недоверием.
«АктэМ» был и остаётся «школой» актёров. В то же время мы ощущаем себя «мастерской», потому что пытаемся, по примеру того же Петра Фоменко, создавать внутри и вокруг «АктэМа» творческую атмосферу, ставить перед собой интересные творческие цели. Актёрская школа и творческая мастерская - вот что такое «АктэМ».

- Отвечу на этот вопрос откровенно: создание театра почти на всём пятилетнем пути «АктэМа» не планировалось. Чтобы объяснить эту скромность наших намерений, придется вернуться в прошлое.
Ещё в 1995 году усилиями Елены Колесниковой, ныне - соруководителя и режиссёра нашей мастерской, при Фонде Ролана Быкова была создана театральная школа по типу западных театральных школ, где 90% времени уделяется профессиональным навыкам (мастерство, движение, голос и пр.). Образцом для неё стала знаменитая школа Ли Страссберга. К этому времени Колесникова успела поработать в различных театральных школах Англии, Австралии, Израиля, активно сотрудничала с психологами, специализирующимися на проблемах творчества и психотренинга. После смерти Р. Быкова её школа оказалась неинтересной для новых руководителей фонда и, как говорится, отправилась в самостоятельное плаванье.
В то же примерно время я, бывший некогда участником студии О.П. Табакова, режиссёр, поработавший и в «Табакерке», и в Школе-студии МХАТ, и в Институте современного искусства, набрал экспериментальный курс актеров в Академии Эвритмии. Случилось так, что Елена Владимировна предложила мне включиться в работу её школы и сама стала принимать участие в занятиях курса в Академии, где подготовила со студентами ряд работ и в том числе - дипломный спектакль «Фантазии Фарятьева».
Работа школы и курса шла синхронно - в школе процесс обучения составлял 2 года, в Академии - 4, и к созданию дипломных спектаклей они подошли почти одновременно. Возник живой взаимный интерес и с той, и с другой стороны, творческие потребности вызвали необходимость в активном обмене исполнителями ролей.
В результате такой совершенно невольной и незапланированной диффузии в течение зимы - весны 2002 года школа и курс совместными усилиями подготовили весьма разнообразный репертуар из восьми спектаклей, среди которых была даже «пластическая клоунада» «Всё о крылатых», осуществлённая великим мастером этого трудного дела Анатолием Бочаровым. Однако даже тогда нас не посетила идея создания собственного театра.

- Поверьте, мы пытались решать прежде всего творческие, а не организационные вопросы. Может быть, и даже наверное, мы были не очень умны в этой своей скромности. Но позвольте всё по порядку.
Последний «доактэмовский» набор школы Колесниковой составили в основном люди взрослые, как правило, работающие и прямо заявлявшие, что не собираются в будущем становиться актерами. Мы сразу насторожились. Не потому, разумеется, что занятия пришлось вести в основном по выходным дням, но потому, что ситуация стала какой-то опасно-непрогнозируемой...
Одно дело, когда в школу приходят дети 16-18 лет, которые зачастую плохо представляют себе, что такое актёрская профессия. И по наивности хотят, чтобы их снимали в кино, выпускали покрасоваться на сцену.
И совсем другое дело, когда приходят люди двадцати пяти - тридцати и более лет, «крученные» жизнью и имеющие не одну профессию. Часто выясняется, что человек когда-то имел отношение к театру, пытался с ним навсегда расстаться, ломал себя из-за этого и вот - вернулся обратно. Это сродни болезни.
Взрослые люди, решившие преодолеть страх, неловкость и любой ценой выйти на сцену, - это особенный случай. Поэтому когда попросили поступающих что-либо прочитать, сделать этюд, то в результате ничего, кроме страшного «зажима», не получили. Дальше мы пытались понять, что за люди перед нами и что у них «за душой»...

- Вообще-то у нас с Еленой Владимировной далеко не академические требования к абитуриентам. Да и вступительные экзамены - это такая лотерея в театральном вузе! Если бы мы в тот раз ориентировались только на проявление творческой индивидуальности, то набор бы состоял из одной студентки - Милы Тихоновой, которая не только прекрасно показалась, но и впоследствии играла роль генератора разнообразных творческих идей. Кстати, это она предложила поставить «женский» вариант пьесы «АРТ».
Но самое интересное началось потом. Когда мы набрали этот «возрастной» курс, выяснилось, что в занятиях с ним возникает возможность осуществления совершенно иной творческой методики. Оказалось, что со взрослыми учениками мы можем строить свои отношения совершенно иначе, чем с людьми юными.
Процесс обучения стал строиться через осознание природы актёрского творчества, через раскрытие механизма профессии. Впервые на собственном опыте мы поняли, почему, создавая свою «систему», Станиславский пытался читать лекции актёрам Художественного театра, объяснять им законы творчества и заставлять самостоятельно эти законы формулировать.
Оказалось, что с этим «контингентом» можно работать через понимание, и понимание снимает необходимость повторять одно и то же по сто раз, что интерес совместного творчества возрастает в геометрической прогрессии.
Движение от разума к интуиции позволило нам в дальнейшем строить свою творческую работу в «АктэМ»е, в основном как самостоятельную работу наших учеников. Мы давали им огромное количество заданий: они примерялись к отдельным актам из пьес, делали моноспектакли продолжительностью от 30 до 45 минут.
Наши предложения пробудили их собственную инициативу. Так родилась весьма неожиданная идея уже упомянутого «женского» варианта пьесы Ясмины Реза. Честно говоря, нам это и в голову не могло прийти. Но когда три девочки - Мила Тихонова, Оля Николаева и Даша Семенова - показали нам свои эскизные наброски, это было так органично, что мы с радостью включились в работу и довели её до премьеры.
Нечто похожее произошло и с пьесой А. Володина «Пять вечеров». Материал пьесы взволновал ребят, и они захотели над ним поработать. Незаметно для себя в эту «большую игру» включились мы с Еленой Владимировной: стали провоцировать учеников на творческий риск, вовлекать их в процесс максимальной творческой самоотдачи.
На первом году обучения мы стремились, чтобы наши ученики были органичными и живыми, находились в непрерывном процессе общения - словом, всё то, что называется «работа актёра над собой в творческом процессе переживания».
На втором году процесс обучения усложнялся в связи с подготовкой спектаклей, опять-таки всё то, что Станиславский называл «творческим процессом воплощения».
Колесникова ведет уроки импровизации. При этом она не сводит её к «развинчиванию» индивидуальности актера, не требует от него свободы поведения любой ценой. Напротив, её авторская методика такова, что учит импровизировать в определенной игровой ситуации.
Я веду два курса: теоретический и практический. В ходе первого мы с учениками разбираем структуру драматического произведения - от Софокла, Шекспира и до Володина, Стоппарда.
Второй посвящён искусству мизансцены. По ходу упражнений и этюдов мы выясняем, как строится мизансцена, выявляем взаимозависимость внутреннего и внешнего вплоть до поворота головы, направления взгляда.
Собственными оригинальными авторскими методиками пользуются и другие преподаватели. Естественно, педагогический процесс в первую очередь отражается на спектаклях. Конкретный спектакль всегда был и остаётся возможностью осуществить и проверить ту или иную методику. В каждом из них мы ставим совершенно конкретные профессиональные задачи. Мы не «гоним» репертуар, не «прикидываем», чем бы удивить зрителя, потому что главная идея театра - это учебные работы.

- Разумеется, этот риск всегда осознан и, строго говоря, жизненно необходим для театра. Мы решаем важные для себя творческие задачи и вместе с тем надеемся, что решение этих задач имеет право быть вынесено на суд зрителя. Мы не хотим стать театром какой-то узкой зрительской прослойки. Идея тусовки нам не близка. Напротив, мы хотим, чтобы наши спектакли существовали в особом актёрском мире, не повторяя друг друга, воссоздавая уникальный авторский стиль.

- Весной 2002 года мы стали регулярно давать спектакли в одном из помещений Театра имени Гоголя, летом - в малом зале Дома актёра. Поток зрителей возрос.
Мы побывали на гастролях в далеком Ханты-Мансийске, сейчас едем в Петербург. Один из наших друзей неожиданно сказал нам после очередной премьеры: «Вот вы и стали театром». Мы начали бурно возражать, но услышали неожиданное для нас: «Дело не в статусе и не в организационном принципе. Дело в том, что есть группа людей, объединённых одной художественной идеей, и достаточно качественный продукт их совместной творческой деятельности».
Некоторые из вчерашних наших студентов сказали нам «спасибо» - и ушли, но многочисленная группа наших учеников заявила: мы хотим остаться и продолжать дальше. У нас обширные планы. Мы хотели бы возобновить наши дипломные спектакли, в которых не успели наиграться. Елена Колесникова ставит «Тень» Е. Шварца. Я репетирую «Восемь любящих женщин» Тома и «примеряюсь» к «Летнему дню» С. Мрожека. «Портфель» лит. части переполнен первоклассными переводными и отечественными пьесами. Однако статус театра сильно усложнил нашу жизнь.
Пора переходить к более регулярным формам работы, но нет помещения не только для показа спектаклей, но и для занятий, для репетиций. Мэр города недавно заявил, что в Москве не будут больше открывать новые театры, нет денег. Но ведь рождение театра (по крайней мере так получилось с нами) подобно рождению ребенка. Он появляется на свет, никого не спросясь и в силу независящих от него причин. И вот он уже дышит, он живет. Поэтому ему обязательно следует помочь. Мы трезво оцениваем свои достижения и свои творческие перспективы. И если мы просим: помогите нам, пожалуйста, - то не потому, что мы неповторимые, а потому, что мы - живые.